велта22

От Литовской к лимитрофной Руси?

Украина: спор «за Русское наследство» между Литовской и Московской Русью

На протяжении всего периода независимости Украина страдает синдромом «расколотой нации». Наблюдается перманентный раскол политикума и гражданского общества, отсутствует консенсус относительно цивилизационной, этнокультурной и национально-духовной идентичности Украинского государства. Сегодня приходится констатировать, что за двадцатилетие независимости Украина не справилась со стратегической задачей европейской, региональной и субрегиональной интеграции: успехи на этих направлениях имели в основном институционально-процедурный характер.

Как то Рамочное соглашение о партнерстве и сотрудничестве с ЕС, членство в Совете Европы, Центральноевропейской инициативе, ОЧЭС, ВТО и т.п. практически не отразились на конкурентных позициях национальной экономики.

В то же время на постсоветском, евразийском направлениях развитие интеграции Украины по политическим соображениям было либо заблокировано (отсутствие членства в СНГ, ЕврАзЭС, фактический выход из проекта ЕЭП), либо переведено в изначально неперспективный с позиций конкурентоспособности формат (ГУАМ, где партнерами Украины выступают экономически слаборазвитые страны с нерешенными острыми территориальными конфликтами).

Если по общепринятым в мире критериям оценить место Украины в мировом научном пространстве, результаты выглядят потрясающе неутешительными: согласно базе данных SCOPUS, отражающей вклад Украины во все области науки и технологии за последние 12 лет, по показателю условного вклада в науку на душу населения она уступает США в 46,1 раза, Германии – в 33,8 раза, Франции – в 29,5 раза, Польше – в 6 раз, России – в 2,5 раза. Итак, сегодня в Украине то, что делается на мировом или, по крайней мере, на европейском уровне – это остатки «советско-имперского» наследия. Практически все, что возникло в Украине после независимости, пока носит ярко выраженный лимитрофный, проходной, буферный характер и лишено всяких признаков мирового или европейского гения.

Следует отметить, что термин «лимитрофные государства» активно использовался в европейской геополитике межвоенного периода. Российский философ истории и политолог Вадим Цымбурский осовременил данное определение, привязав его к сформулированному им понятию «межцивилизационного пояса», где возникают геополитически нестабильные пограничные зоны, «территории-проливы» между «цивилизационными платформами» с нарушенной преемственностью традиций, беспорядочными системами хозяйствования и формами самоидентификации населения. Этим ранее известный термин был вновь активизирован в лексиконе современной политологии – теперь уже применительно к новым государствам, продекларировавшим свой суверенитет в период распада СССР.

В украинской политологии термин «лимитроф» в отношении Украины ввел известный украинский философ, политолог и социолог, член-корреспондент НАН Украины Николай Михальченко, который определяет им особое, пограничное состояние Украины, выгодное как странам Запада, так и России, поскольку позволяет (в данном географическом секторе) избежать непосредственного военного контакта на границе.

Вот характерные черты государства-лимитрофа, всецело присущие современной Украине:

1. Лимитроф не является самостоятельным субъектом геополитики, выступая объектом в геополитической игре великих держав и других актеров международных отношений;

2. Внутренняя политика лимитрофа определяется его ролью в противостоянии геополитических центров силы и подчинена логике такого противостояния;

3. Национально-государственная внешнеполитическая идентичность лимитрофа определяется его нахождением на «санитарном кордоне», в пограничной «серой зоне» и т.д., а потому формальное признание суверенитета и государственной самостоятельности сопровождается дефицитом реального признания лимитрофа («тонкое» признание вместо «плотного» признания), как, например, фактическое непризнание и Западом, и Россией права Украины на членство в НАТО.

Лимитрофам «санитарного кордона» двадцатых-тридцатых годов ХХ века была присуща мощная этническая мобилизация титульной нации, выявлявшаяся в четко заявленной и твердо отстаиваемой национально-государственной и этнополитической идентичности (Польша, Финляндия, прибалтийские государства). Для нынешних лимитрофов (Украина, Молдова, с существенными оговорками Беларусь) характерны конфликтующие этнополитические и культурно-цивилизационные идентичности.
Для Украины и Молдовы это проявляется в резких колебаниях курса внутренней (в том числе культурно-гуманитарной) и внешней политики: от квазипророссийского, опирающегося на постсоветскую ментальность, до формально ультрапроевропейского (в действительности же очень далекого от европейских стандартов демократичности, верховенства права, этнонациональной толерантности и т.п.).
Сегодня, по сути, государства Центральной и Восточной Европы, вошедшие в ЕС и НАТО, выступают полупериферией, а лимитрофные Украина и Молдова – периферией, «пограничными швами» Европы и геокультурной полупериферией России.

Логика поведения лимитрофов определяется геополитическими реалиями межцивилизационного пограничья, «санитарного кордона» между цивилизационными мирами или геополитическими полюсами. Лимитрофов воспринимают прежде всего с позиций логики геополитической игры, а не с позиций их национальной самодостаточности. Так воспринимали к концу Первой мировой войны УНР и Украинское государство страны Антанты, Германия, Австро-Венгрия и большевистская Россия. Так воспринимали Украину президент США Джордж Буш-старший и его европейские союзники осенью 1991 года.



Для лимитрофности характерен приоритет институциональных целей над реальными национально-государственными задачами, как то: добиться «вхождения в ВТО», «членства в НАТО», «ассоциированного членства в ЕС», etc. вместо того, чтобы выдвигать приоритеты стабильности и процветания, подбирая под них подходящие институциональные рамки и инструменты.

Как отмечает известный отечественный политолог, профессор Георгий Почепцов: «Материальное производство в лимитрофах отодвигается на задний план по сравнению с имиджевыми, культурными, потребительскими задачами».

После «оранжевой революции» у Украины был шанс выступить полнокровной европейской альтернативой России – как Московской постордынско-евразийской Руси, то есть, опершись на наследие Киевской, Галицко-Волынской и Литовской Руси, стать европейской Русью. Однако этот исторический шанс был упущен.

Постмодернистский лимитроф – это не ощерившийся штыками сателлит, находящийся в жесткой конфронтации со своим идеологическим сверхврагом, как это было более характерно для межвоенной Восточной Европы и меньше, но все равно характерно для Восточной Европы первых постперестроечных лет. Сегодняшний лимитроф – это скорее, как в поговорке: «ласковый теленок двух маток сосет». Это то, что не переваривается геополитическими актерами даже при большом желании.

Теперь рассмотрим, насколько правомерно использование имени Русь в отношении современной Украины.

Как известно, территория Руси представляла первоначально (IX век) небольшой участок днепровского Правобережья с центром в Киеве и южной границей по реке Рось. Основной свод законов Киевской Руси назывался «Русская правда». Такое же название аналогичный документ носил и в польско-литовский период нашей истории. Языком официальных документов Великого княжества Литовского, куда вошли Киев со многими землями Древней Руси, был западнорусский письменный язык, называемый также русинским, руським, канцелярским языком Великого княжества Литовского. В связи с начавшимся проникновением польского языка в Статуты Великого княжества Литовского 1566 и 1588 годов были включены специальные статьи, гарантировавшие западнорусскому языку официальный статус, который сохранялся до конца XVII века. Вплоть до конца XVIII века руський (западнорусский) язык был письменным языком (грамоты, литературы, переписки, официальных документов) на территории Малой, Червонной и Белой Руси, в частности крупнейших духовно-культурных центров всего Русского мира – Киево-Печерской Лавры и Киево-Могилянской академии.

Если говорить о русификации, то она не только в домонгольские времена, но и на рубеже ХVII-XVIII веков осуществлялась со стороны первопрестольного Киева и распространялась на северо-восточные территории, где в те времена вокруг Москвы плотно расселялись финно-угорские и тюркские народности.

Малороссийские просветители Мелетий Смотрицкий (автор первой подробной грамматики церковнославянского – основы современного русского литературного языка), Епифаний Славинецкий, Дмитрий Ростовский (в миру Даниил Саввич Туптало), Стефан Яворский (местоблюститель Патриаршего престола), Феофан Прокопович (первый вице-президент Священного Синода и по смерти Стефана Яворского – его фактический руководитель), Василий Капнист, Григорий Сковорода являются одними из центральных фигур общерусской культуры XVII-XVIII столетий.



При этом важно отметить, что русский язык всегда без каких-либо перерывов использовался на исторических землях Украины, которая за свою историю несколько раз меняла названия: Киевская Русь – Великое Княжество Русское – Малая Русь (Малороссия) – Украина. Кроме того, в исторической науке она именовалась еще и Юго-Западной Русью. На этом основании несложно осознать, что она была русским государством, каким ее воспринимали Польша и Литва, а Украиной – даже в неофициальном наименовании – она стала позже.

После раздела Руси между Ордой и Европой, ставшего катализатором этногенеза восточнославянских народов, титул короля Русского королевства, предоставленный в 1253 году Папой Римским Даниле Галицкому, носили его потомки вплоть до конца XIV века. В дальнейшем титулы "Король Руси", "Властелин и наследник Руси" перешли к королям Польши. Короли образованной в 1569 году Речи Посполитой носили титул «Великий князь Русский». Таким образом, "Великое княжество Русское" и титул "Великий князь Русский" в XVII и даже XVIII веке относились к землям современной Украины и не имели отношения к Московскому государству, официально именовавшемуся Великим княжеством Московским, а с 1547 года – Русским царством.

Все гетманы Войска Запорожского и при Речи Посполитой, и после Переяславской Рады называли себя руськими гетманами. На Переяславской Раде, согласно историческим документам, воссоединялись Русь Малая (с Войском Запорожским) и Русь Великая (Московское государство). О воссоединении именно Малой и Великой Руси говорили на Переяславской Раде 8 января 1654 года, в частности, гетман Войска Запорожского Богдан Хмельницкий, писарь Иван Выговский, переяславский протопоп Григорий. Официальный титул «Гетман Украины» носил только гетман Павло Скоропадский в 1918 году, когда, как известно, территория современной Украины была оккупирована немецкими и австро-венгерскими войсками.

В Австрии, а затем в Австро-Венгрии термин "украинцы" не признавался официально как обозначение национальности и служил названием определенного политического движения в среде галицких русинов. Характерно, что решающим фактором в отказе от русского (руського) имени стала Первая мировая война, радикализировавшая идеологическое противостояние «украинофилов» и «русофилов». В результате, во-первых, в августе 1914 года не менее 20 тысяч «русофилов» Галиции были заключены австрийскими властями в концентрационные лагеря Талергоф и Терезин, некоторые были казнены. Во-вторых, во время оккупации Галиции российской армией с сентября 1914 года по июль 1915 года царское правительство в лице военного генерал-губернатора графа Георгия Бобринского проводило политику форсированной ассимиляции галицких русинов в «единой, великой, неделимой России». В-третьих, после возвращения в Галицию австро-венгерских войск и массового исхода галичан-«русофилов» с отступающей российской армией в июле 1915 года австрийское правительство при поддержке парламентариев-«украинофилов» императивным порядком заменило в своих нормативных актах название «русины» («рутены») на «украинцы».



Следует отметить, что, несмотря на тяжелые потери, понесенные галицко-русским движением во время Первой мировой войны, в 30-х годах еще более миллиона галичан считали себя русинами, руськими, частью Руси в старом, традиционном значении этого понятия. И если бы власть, пришедшая в Галичину в 1939 году, была русской властью, она, по логике вещей, должна была бы всемерно поддержать галицко-русские организации, содействовать распространению русской идентичности в Галиции. Однако эти организации были закрыты, а советские чиновники всех галицких русинов «без лишних слов» записали украинцами.

Свою причастность к цивилизационному пространству общерусской культуры ощущали даже наиболее образованные лидеры ОУН, такие как Олег Ольжич: „…Пізнав я досить добре американців і сербів. Даремно ти, Бубо, нарікаєш на українців. В колишній Росії, на мою думку, культура інтелегенції стояла найвище (выделено мной. – Авт.). Маю на увазі дійсну культурність та аристократизм. І українські емігранти-козаки стоять вище за американських інтелектуалів. Що то „демократія” і реальний матеріалістичний світогляд!.. Привившись до німців, а тепер до американців, я все більше починаю цінити наших людей і наше життя”. Основатель и первый руководитель ОУН Евгений Коновалец, как свидетельствовал в своем дневнике его близкий соратник Евгений Бачина-Бачинський, считал, «що треба залишитися при подвійній назві Русь-Україна, не відмежовуватися від історичної назви нашого народу русинів-українців».

И сегодня, как известно, каноническая Украинская Православная Церковь считает себя частью Русской Православной церкви, возглавляемой Патриархом Московским и всея Руси, а предстоятель не признанной православным миром УПЦ-КП носит титул «Патриарх Киевский и всея Руси-Украины».

В Распоряжении Президента Украины от 12 февраля 2000 года № 83/2000-рп «О первоочередных мерах по возрождению церкви Богородицы (Десятинной) в г. Киеве» Десятинная церковь характеризуется как «выдающийся духовный центр Руси-Украины». Следовательно, этим законодательным актом де-юре было подтверждено право Украины на руськое духовно-культурное наследие.

О руських корнях Западной Украины говорит нам не только огромный массив подлинных исторических документов, но и современных топонимов: город Рава-Руська (Рава-Русская) во Львовской области, улицы Руська во Львове и Тернополе и многие другие. В приложении к соглашению между Украиной и Словацкой Республикой о местном приграничном движении от 30 мая 2008 года в перечне приграничных населенных пунктов с украинской стороны 5 носят руськие названия (Руське, Руський Мочар, Руські Геївці, Руські Комарівці, Руська Кучава), со словацкой – 8 (Руска Волова, Руски Поток, Руска Бистра, Русковце, Руски Грабовец, Руска Кайня, Нови Русков).

И сегодня среди завсегдатаев «Руського клуба», недавно открытого по ул. Владимирская, 4 (в нескольких шагах от места, где некогда стоял пантеон славянских богов Великого князя Владимира) – бывший лидер «гранитного» Майдана Олесь Доний и лидер группы «ВВ» Олег Скрипка, которых, как известно, никогда не обвиняли в недостатке украинского патриотизма. При этом важно понять, что традиция Руси и русской (как производной от Руси) культуры в Украине – самодостаточная и не имеет непосредственного отношения к современной России.

Таким образом, из ядра Руси, ее метрополии, стержня, который был таким в течение IX-XIII веков и, с определенными оговорками, оставался в течение XIV-XVIII веков, Украина на рубеже XX-XXI веков превращается не только, по определению видного отечественного политолога Михальченко, в «лимитрофа Европы» в геополитическом измерении, но и в «лимитрофную Русь» в измерении культурно-цивилизационном, цивилизационной традиции.



Лимитрофность выгодна правящей украинской элите: она снимает задачу выработки полнокровной национально-государственной идеологии, ограничивая задачи национально-государственной идентичности простой, выдвинутой еще Леонидом Кучмой дихотомией «Украина – не Россия». Характерно, что при президентстве Виктора Януковича в украинском истеблишменте исчезла риторика экономической интеграции, «единого экономического пространства» с Россией, весьма популярная в кабинетах администрации Кучмы и его правительств. Более того, вице-премьер Украины Владимир Семиноженко, который предложил в марте 2010 года в телеэфире «Шустер Live» рассмотреть идею создания союзного государства с Россией и Беларусью, подвергся за это высказывание резкой критике со стороны президента Януковича и вскоре был освобожден от должности и переведен на значительно низшую должность.

В то же время лозунги европейской интеграции превратились в ритуальную мантру, лишенную конкретного содержания. Совершенно очевидно, что Украина в обозримой перспективе не имеет никаких шансов даже, подобно Турции, на начало переговоров о членстве в ЕС.
В частности, посол ЕС в Украине Жозе Мануэль Пинто Тейшера через год после смены политической власти в Украине заявил, что «ситуация в Украине не отвечает требованиям для того, чтобы даже обсуждать вопрос ее членства в ЕС», а посол Германии Ганс Гаймзет заявил, что приток капитала в Украину ограничивает "тесное переплетение экономических и политических интересов, в том числе нюансы украинской юстиции, а главное, немецкие предприниматели не могут работать и инвестировать в среде, где применяются определенные коррупционные схемы и практики". Сейчас в ЕС наблюдаются симптомы такого тревожного явления, как «усталость от Украины», о чем открыто заявляют ведущие европейские политики.

В «Лимитрофной Руси», несмотря на внешние призраки модернизации (развитие новых форм механизированного и автоматизированного производства, информационных технологий, строительство современных высотных зданий, инфраструктурных объектов и т.п.), отсутствует такой важнейший признак «устойчивого развития», как поддержание и воспроизводство исконных, вековых культурных ценностей и традиций, определяющих уникальность и самобытность страны и народа, его самостоятельное место, особое «слово» в геокультуре, мегарегиональной и мировой цивилизации. Подобно тому, как Россия – это «мигающая цивилизация» (мигающая то Европой, то Азией), Украина – «мигающее» государство, «подмигивающее» то Западу, то России. В геополитическом и военно-политическом смысле лимитрофности в полной мере отвечает и внеблоковый статус Украины. Здесь важно подчеркнуть, что именно лимитрофная природа украинской государственности, в конечном итоге, и обусловила, предопределила указанный статус.

О типичном или «среднем» украинце нельзя ничего сказать, пока не узнаешь, любит он или не любит Россию. До уяснения этого ключевого вопроса все разговоры о «типичном» или «среднем» украинце бессмысленны. Если перевести этот феномен в научные координаты, то речь идет о выяснении вопроса, по какую сторону цивилизационной границы находится ментальность данного украинца.

Это различие ментальное, выражающее принципиально различные мировоззренческо-ценностные системы координат: коллективистское и индивидуалистическое восприятие, то есть две разных картины мира, видимые с двух разных «колоколен». Конечно же, такое различие совершенно не совпадает с формальным делением по «паспортной» национальности, фамильному происхождению или языку, хотя данные критерии и играют весьма важную (но не определяющую!) роль. И это ярко показали события «оранжевой революции», вдруг раскрывшие зияющую ментальную пропасть между преимущественно русскоязычным Киевом и русскоязычным Донецком.



Для многих украинцев их национальность означает лишь этнокультурное, но не цивилизационное самоопределение. То есть многие украинцы считают себя частью Русского мира, и в этом смысле именно русская (руська, укр.) идентичность имеет для них определяющее цивилизационное значение. В этом контексте, если вычленить из украинской культуры галицкое мессианство с его транспарентным тяготением к римской традиции и героическому древнегерманскому мифу, можно согласиться с мнением выдающегося отечественного философа и историка Юрия Павленко о том, что «общероссийская и украинская культуры с обслуживающими их языками соотносятся между собой не как две национальные культурно-языковые формы (французская и немецкая или польская и чешская), а как цивилизационная и этнонациональная…». Как показало «оранжевое» пятилетие, эта особенность украинского менталитета может чрезвычайно обостриться и стать очевидной, массово вырвавшись наружу в случае практической постановки дилеммы (практической необходимости сделать выбор): с НАТО и ЕС (Западной и Центральной Европой) или с Россией.

Итак, вся интрига украинского политикума сводится к простой альтернативе: «с Россией или от России». В Украине доминирует восприятие России в качестве «значимого иного», обеспечение отличия от которого лежит в основе международной субъектности и внешнеполитической идентичности Украины. С учетом этого любой другой (не пророссийский) внешнеполитический вектор воспринимается в Украине прежде всего как возможность уравновешивания влияния со стороны России, а уж затем наполняется конкретным содержанием двустороннего сотрудничества.



Поощрение этатистски окрашенного патриотизма в России на фоне прочно вошедших в результате «оранжевой революции» в сознание украинского истеблишмента и избирателя либеральных практик объективно если не усиливают цивилизационный дрейф двух стран друг от друга, то, по крайней мере, четко размежевывают их национально-государственную идентичность. Россия, по Александру Янову и Александру Ахиезеру, является «маятниковой» цивилизацией, исторически раскачивается между либеральной Европой и деспотичной «византийско-ордынской» Евразией. Украина остается «маятниковым» лимитрофным государством, «пограничным швом-проливом» между цивилизационными платформами Евросоюза и России.

И в этом контексте следует обратить внимание на одно фундаментальное мировоззренческое, «архетипическое» различие российской и украинской политической психологии.

По мнению британского историка Джона М. Робертса, современная Европа является сегодня «постхристианской и неоязыческой». Дело, конечно, не в формальном количестве христианских приходов или прихожан, а в самой структуре, парадигме современного западного мира и мышления, сделавших плюрализм первоосновой любых общественных институтов и концепций. При этом плюрализм, очевидно, легче совместить с пантеоном античных богов или пантеизмом, нежели с монотеистическими религиями с их «абсолютоцентризмом». Та же Европейская конвенция по правам человека не имеет непосредственного отношения к христианству. В то же время она весьма связана с учением Аристотеля и римским правом.

И в этом социокультурном контексте Украина демонстрирует несравненно большую близость к современной Европе, чем Россия, где, наоборот, нарастают тенденции к огосударствлению таких строго иерархических и коллективистских религий, как православие и ислам.

В современной Украине численность верующих нетрадиционных церквей и конфессий, а также внеконфессиональных и не определившихся верующих составляет 15,3-16,0 млн. чел., что значительно превосходит численность верующих не только УПЦ МП (3,8-4,5 млн. чел.) и всех православных конфессий (11,26 млн.), но примерно равно численности верующих всех христианских церквей (около 16,0 млн. чел.) и верующих всех традиционных церквей (около 17,27 млн.). К этому надо добавить еще 8,0-8,7 млн. тех взрослых украинцев, кто не считают себя верующими или не определились в этом. При этом численность верующих УПЦ МП (включая тех, кто просто декларирует свою веру) составляет 10-12% от взрослого населения, а численность верующих, не относящих себя к авраамическим религиям (христианство, ислам, иудаизм), религиозно не определившихся и атеистов – более 66%, т.е. две трети взрослого населения Украины.

Вот почему не вероисповедание (религия), а именно язык (или близкие языки одного корня), культура, общее историческое прошлое и общий европейский выбор способны объединить народ Украины в единую политическую нацию. Такое объединение возможно только вокруг стержня Руси, причем Руси не евразийской, а европейской, опирающейся на традиционные духовно-культурные ориентиры Европы.

Об интеграции Украины, как европейской Руси, с Россией гипотетически можно будет говорить лишь в случае русской (а значит, европейской, а не евразийской!) геокультурной идентификации самой России, что в условиях сохранения ее государственной целостности в обозримой исторической перспективе не представляется возможным.
Фактически за последние пятьсот лет, с момента уничтожения Новгородской республики (1136-1478 годов), у русских не было своей национальной государственности. Ее место заняла континентальная ордынско-византийская империя, выступавшая, по сути, репрессивной метрополией по отношению к русскому народу. Достаточно вспомнить знаменитое некрасовское «Потомок татар, как коня выводил, на рынок раба славянина…». В отличие от лимитрофной Руси, постперестроечная Россия превратилась в своеобразное государство-корпорацию, сжавшееся до геополитического «острова», не играющего определяющей роли в ключевых межцивилизационных конфликтах начала ХХІ века. В нынешней России грань между имперским универсализмом, как ощущением ответственной миссии перед миром и Вечностью, и безбожным шовинизмом либо нефтегазовым этнонационализмом нередко стирается. Русских Российской Федерации ожидает долгий, болезненный и с неопределенным исходом процесс создания своего национального государства, а в Украине оно уже есть, и это, по существу, руськое государство.



Преодолеть лимитрофность Украины в рамках культуры византийско-имперской традиции, опирающейся на христианство восточного обряда (православие всех существующих конфессий, включая автокефальные, или греко-католицизм), невозможно. В данной системе геокультурных координат Украина останется геокультурной полупериферией России, как несомненно гораздо более мощного и консолидированного центра восточного (византийской традиции) христианства и глубокой периферией интегрированной в ЕС Европы.

Преодолеть лимитрофность Украина способна через прорыв к новой духовно-культурной системе координат, а именно через возрождение традиции дохристианской ведической культуры Киевской и Литовской Руси, ее интегрирование с древнейшими слоями Сарматской, Скифской, Трипольской и Мезинской культур. Только возвратясь к своим исконным руським корням, «легализовав» общерусское культурное наследие, консолидировав национальное сознание вокруг древнейших духовно-культурных ценностей, составляющих глубинный фундамент, первооснову великих цивилизаций древности (ведической Индии, Персии, Древнего Египта, Эллады, Рима), и мобилизовав пассионарно-инновационный потенциал молодого украинского языка и украинской культуры, Украина может вырваться из «серой зоны» лимитрофности. И предстать полноценной цивилизационной альтернативой Российской Федерации, суживающейся на протяжении последнего двадцатилетия до континентального «острова Россия» и опирающейся на потерпевшие социальные фиаско и уже приведшие минимум трижды к катастрофам Смуты (1598-1613 годов, 1917-1920 годов, 1991 год) «византийское православие» и ордынскую традицию управления с ее дихотомией «правитель – толпа».

Украина имеет многообещающий потенциал для формирования собственной цивилизационно-культурной модели развития, опирающейся как на традиции восточнохристианского, общерусского и центральноевропейского культурного наследия, так и на глубинное наследие праматеринской языческой культуры украинских земель, уходящей корнями в VI-V тысячелетия до н.э. и заложившей архетип украинского мифа, орнамента и народного быта.

Итак, по существу мы являемся свидетелями воспроизводства в новых условиях старого исторического спора „за Русское наследство” между Литовской и Московской Русью.



В этом контексте необходим пересмотр концептуальных подходов относительно проблемы двуязычия и бикультурности Украины: именно законодательное закрепление за русским языком на Украине реально существующего общенационального статуса (официального или государственного) способно оборвать последний канат, заякоривающий Украину, большинство ее граждан в социокультурной орбите Российской Федерации. Украина в этом случае предстанет полномасштабной, самодостаточной европейской альтернативой Московскому государству, как это уже было во времена Литовской Руси. Более того, Русь-Украина именно в качестве реальной европейской альтернативы способна стать мощным притягательным примером для миллионов этнических русских и представителей других коренных народов в самой России…

Игорь ПИЛЯЕВ, доктор политических наук